Только через 65 лет раскрыта тайна штурмовика Ил–2, на котором отправился в свой последний бой Герой Советского Союза Борис Окрестин.

Гвардии старшего лейтенанта Окрестина в Беларуси помнят и почитают. Именем одного из самых выдающихся советских летчиков–штурмовиков, командира эскадрильи 74–го гвардейского Сталинградского полка 1–й гвардейской Сталинградской авиадивизии Героя Советского Союза названы улицы в Минске и Лиде. А ученики столичной школы № 65 (где есть музей его памяти, во дворе СШ сооружен мемориал) с готовностью расскажут о подвигах легендарного летчика. Стоит памятник Борису Окрестину и на Военном кладбище в Минске...

«Знаете, каким он парнем был!»

Борис был любимцем дивизии, всех ее четырех гвардейских штурмовых полков. А ведь в самой прославленной в советской авиации 1–й гвардейской Сталинградской ордена Ленина, дважды Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова штурмовой авиадивизии, вырастившей 72 Героя Советского Союза, 7 дважды Героев и 23 полных кавалера ордена Славы, согласитесь, было из кого выбирать. Но этот высокий, крепкий, голубоглазый блондин был вне конкуренции. Несмотря на молодость, Борис блестяще, что называется, с закрытыми глазами разбирался в матчасти самолета Ил–2 (для летчиков это было весьма нехарактерно) и имел выдающуюся, ни с чем не сравнимую технику пилотирования. Учтите, что Борис был единственным среди летчиков — героев дивизии, кто не оканчивал летного училища! Однако именно ему, имеющему за плечами лишь аэроклуб, командование дивизии безо всяких колебаний доверило эскадрилью штурмовиков.

Борис был удивительно везуч и удачлив, без чего во фронтовом небе приходилось туго: летчики–штурмовики жили недолго — в среднем 30 боевых вылетов... В его же эскадрилье потери были минимальны и даже после самых жутких штурмовок самолеты, словно заговоренные, возвращались домой, как правило, без серьезных повреждений, целехонькими! Неудивительно, что от желающих служить под началом Окрестина не было отбоя. Своим командиром летчики искренне гордились. Да и как не гордиться, когда их Борис, кроме всего прочего, лучший художник в дивизии, лучший пловец, ему и за шахматной доской нет равных... А в фирменную игру — городки — и не подходи: прекрасный глазомер комэска не давал никому никаких шансов.

О Борисе Окрестине еще при жизни слагали легенды. Судьба подарила мне счастливую возможность лично общаться с его однополчанами по 74–му гвардейскому Сталинградскому Краснознаменному, ордена Суворова штурмовому полку, который в 1–й гвардейской дивизии по праву называли полком героев: 30 Героев Советского Союза и 11 полных кавалеров ордена Славы стояли в его строю! Не только в 1–й гвардейской дивизии, но и во всех советских ВВС такого полка больше не было. В 1992 году все оставшиеся в живых ветераны съехались на 50–летие 1–й гвардейской в Лиду, где в то время базировалась прославленная дивизия, в которой довелось тогда служить и автору этих строк. Герои Советского Союза москвичи Андрей Коломоец, Дмитрий Каприн, Сергей Апраксин, гомельчанин Владимир Гамзин со слезами на глазах благодарили лидчан за память о Борисе Окрестине, вместе с которым они крылом к крылу в июле 1944 года сражались за освобождение Белоруссии. Окрестину была посвящена специальная экспозиция в музее Боевой Славы дивизии, лучшие летчики местного авиаполка на современных реактивных «сухарях» выполняли полеты за Бориса, которые заносились в Почетную летную книжку летчика–героя. Решением Лидского горисполкома его именем была названа одна из улиц города.

Слушая взволнованные рассказы ветеранов, я пытался не только представить, каким же он был — лучший летчик лучшего полка лучшей авиадивизии Великой Отечественной, но и понять, что же за тайна, как неожиданно оказалось, стоит за его героической гибелью.

Крещенный Сталинградом

Довоенная биография у Бориса Окрестина самая что ни на есть обычная: родился 18 февраля 1923 года в Москве, в семье простого железнодорожника, окончил семилетку, учился на авиатехника в аэроклубе Метростроя. Работал сначала мотористом, а затем техником–инструктором в аэроклубе у подмосковной деревушки Малые Вяземы, где освоил и летное ремесло, впервые самостоятельно поднявшись в небо на учебном У–2.

С началом войны аэроклуб перебазировали в Рязанскую область и разместили у железнодорожной станции Кораблино, где Борис трудился летчиком–инструктором, готовил летные кадры для военных училищ. На фронт младший сержант Окрестин попал лишь в сентябре 1942 года, но на какой фронт! На Сталинградский! Там тогда решалась судьба всей страны. Их деревянно–полотняные У–2 из 969–го легкобомбардировочного полка 272–й ночной бомбардировочной дивизии должны были остановить железный немецкий танковый каток, рвущийся к городу на Волге. И они выполнили сложнейшую задачу. На своих хлипких, тихоходных, беззащитных самолетиках буквально ходили по головам у гитлеровцев, бросая с предельно малых высот бомбы и зажигательные ампулы. Немцы не оставались в долгу и обстреливали «ночников» из всего, что было под рукой — от пулеметов и минометов до пистолетов и ракетниц.

Особенно трудно стало, когда в Сталинграде начались уличные бои. Попробуй–ка ночью разбери — где наши, а где немцы... Но и в этом кромешном аду девятнадцатилетний Борис не растерялся и всего через два месяца боев получил первую награду — орден Красной Звезды. Об отличном экипаже ночного бомбардировщика У–2 — летчике Окрестине и штурмане–бомбардире Орлове написала 7 ноября 1942 года в своем праздничном выпуске фронтовая газета: «В боях под Сталинградом геройский экипаж уничтожил 6 автомашин с войсками и грузами, 3 зенитные установки, 5 прожекторов, создал 18 очагов пожаров, 16 раз вылетал на разведку в тыл врага».

Лучшие летчики– «ночники» за отличия в боях были поощрены весьма необычно: отправлены на завод № 387 в Казань, где их ждал подарок от рабочих — выпущенные сверх плана новенькие самолеты У–2ВС. Этой высокой чести были удостоены сержанты Окрестин, Гамзин, Ярославский, Константинов. Вернувшись на фронт на именных самолетах, сталинские соколы еще с большей энергией начали громить ненавистного врага. В суровом сталинградском небе сержант Окрестин совершил 300 (!) боевых вылетов — это 450 (!) часов в ночном, раздираемом беспощадным огненным свинцом небе. В эти цифры уместилась для него вся Сталинградская битва, которую Окрестин прошел, что называется, от звонка до звонка, вдоволь нахлебавшись настоящего фронтового лиха.

Победоносное завершение битвы, фактически решившей исход всей войны, памятно для Окрестина орденом Отечественной войны II степени, которым его наградили 2 февраля 1943 года, и особо почитаемой среди фронтовиков медалью — «За оборону Сталинграда».

За штурвалом «черной смерти»

Суровое сталинградское небо «выписало» Борису Окрестину и путевку в штурмовую авиацию. Летчики– «ночники» зачастую базировались на одном аэродроме с легендарными штурмовиками из 1–й гвардейской Сталинградской авиадивизии. Как только штаты гвардейских штурмовых полков этой дивизии расширили до 4 эскадрилий, то к «ночникам» тут же зачастили «купцы» с предложением пересесть с фанерного «кукурузника» У–2 на бронированный Ил–2.

В марте 1943 года в состав 4–й эскадрильи прославленного 74–го гвардейского полка прибыла группа лучших «ночников»: старшие сержанты Борис Окрестин, Владимир Гамзин, Филипп Бойцов, Григорий Викторов и Александр Покликушкин. Все в будущем — Герои Советского Союза!

Борис Окрестин, который всегда был с любой техникой на «ты», легко «оседлал» грозный летающий танк Ил–2 и первым ушел на нем в самостоятельный полет. Совсем скоро он понял, почему фрицы называли этот самолет «шварце тодт» — «черная смерть». Мощь его ударов, а это две пушки, два пулемета, реактивные снаряды и бомбы, была действительно сокрушающей.

Первое боевое крещение на «илюхе» Борис получил 17 июля 1943 года во время наступательной операции Южного фронта на реке Миус, где 74–й полк наносил мощные удары по танковой дивизии СС «Мертвая голова», делая ее действительно мертвой. Затем были тяжелые бои за освобождение Донбасса, Мелитополя, низовьев Днепра. В этих боях Окрестин проявил себя безгранично храбрым, мужественным и отважным воздушным бойцом. Дерзко снижаясь до высоты 10 (!) метров, он буквально в упор расстреливал фашистов, делая по 15 (!) заходов на цель, вращая до 25 (!) минут огненную карусель над позициями врага. Сочетая тактическую хитрость с огневой мощью своего самолета и умело выжимая из него максимум возможного, Борис Окрестин выходил победителем из самых тяжелых боевых ситуаций. С каждым днем его снайперские удары отправляли в небытие все больше и больше немецких танков, орудий, автомашин... Блестящая техника пилотирования и отменные физические данные, позволявшие Борису выдерживать большие перегрузки при самом крутом пилотировании, стали роковыми и для двух немецких истребителей: разнесенные в упор кинжальным огнем из пушек, на землю огненным дождем обломков рухнули хваленые Ме–109 и Ме–110.

В ноябре 1943 года за совершенные подвиги командир звена гвардии лейтенант Окрестин был удостоен ордена Красного Знамени. Начальство, кроме этого, высоко оценив его незаурядные командирские и организаторские способности, назначило Бориса заместителем командира 4–й штурмовой эскадрильи с присвоением ему звания гвардии старшего лейтенанта. Став за очень короткий срок настоящим асом, он попал и в когорту самых элитных летчиков полка, которым доверяли наиболее трудное, но и в то же время самое престижное — полеты на свободную «охоту» по тылам врага. Все эти вылеты были у Окрестина на редкость результативными. Однажды он даже обнаружил и уничтожил тщательно охраняемую колонну, в которой ехал высокий генштабовский чин, прибывший на фронт для инспекционной поездки из Берлина.

К декабрю 1943 года Борис Окрестин совершил 81 успешный боевой вылет на штурмовике Ил–2 и был представлен командиром полка гвардии майором Панычевым к званию Героя Советского Союза. Пока «геройские» документы ходили по высоким инстанциям, Окрестин за меткие удары по немецким танкам получил в январе 1944 года еще один орден Красного Знамени и стал командиром эскадрильи.

Золотая Звезда Героя и орден Ленина легли на его грудь в соответствии с Указом от 13 апреля 1944 года, что стало поводом для разговоров среди суеверных летчиков о якобы недобром предзнаменовании. Борис с традиционной для него улыбкой очень быстро «закрыл» тему, назвав свой счастливый московский адрес: ул. Средняя Калитниковская, дом 13, квартира 13... Кто мог тогда предвидеть, что в начинающейся операции «Багратион» Окрестину судьбой было отмерено всего 13 дней...

Истребитель «Марков»

К боевым действиям по освобождению Крыма и Севастополя, в которых в мае 1944 года участвовала 1–я гвардейская дивизия, 74–й полк не привлекался: его летный состав выполнял специальную задачу командования — перегонял с Куйбышевского авиазавода № 18 новые штурмовики в остальные три полка дивизии. При этом была возможность выбрать самые лучшие самолеты и для себя. Борису Окрестину приглянулся Ил–2 с заводским номером 9299, который имел мощный форсированный двигатель АМ–38Ф за номером 257804. 23 июня 1944 года на этом штурмовике и повел в бой свою эскадрилью гвардии старший лейтенант Окрестин.

В первый день операции «Багратион» они громили фрицев на участке Остров — Юрьев — Лобаны. Мощными штурмовыми ударами сопротивление гитлеровцев было парализовано, и наши наземные войска начали успешно продвигаться вперед. Звездный час Бориса Окрестина настал 26 июня, когда он блестяще сыграл ведущую роль в уникальной «железнодорожной операции». Командующий 3–м Белорусским фронтом поставил перед дивизией штурмовиков сложную задачу: прервать движение по железной дороге на участке Орша — Борисов и не дать уйти на запад ни одному железнодорожному эшелону врага. Попасть в мчащийся на всех парах паровоз — дело архисложное. Эту задачу могли выполнить только асы из асов, лучшие снайперы дивизии. Даже минимальная погрешность в прицеливании здесь не допускалась: со средней высоты всего один градус крена давал более 100 (!) метров бокового отклонения бомбы от цели. За Борисом Окрестиным давно ходила слава непревзойденного истребителя танков — он не раз умудрялся буквально с первого захода положить бомбу чуть ли не в танковый люк «Марка», который тут же загорался. И таких снайперских ударов на его счету было больше двадцати. Командование дивизии, уверенное в том, что Окрестин успешно справится и с паровозом, послало на перехват немецких эшелонов именно его.

Борис Окрестин со своей группой обнаружил, что по обоим железнодорожным путям от Орши в сторону Борисова сплошным потоком идут около 20 поездов. Головные он перехватил около Толочина и с первой атаки прямым попаданием бомбы уничтожил движущийся паровоз. Развернувшись, Борис метким огнем из пушек расстрелял и второй, который тащил платформы с техникой по параллельному пути. Дело сделано — движение полностью прекратилось. Все остальные эшелоны оказались в гигантской ловушке, и по ним нанесли сокрушающие удары однополчане Окрестина гвардейцы Дмитрий Каприн, Андрей Коломоец, Владимир Гамзин, Григорий Викторов, Иван Фонарев.

В этот день летчики 74–го полка совершили 72 боевых вылета на штурмовку железнодорожных составов и подожгли 7 из них. Еще 8 уничтожили штурмовики из других полков дивизии. В результате этого беспрецедентного железнодорожного побоища 25 эшелонов не смогли добраться до Борисова и достались нашим войскам в качестве трофеев. Высочайшее боевое мастерство Бориса Окрестина было оценено по достоинству: 3 июля он был удостоен ордена Александра Невского. Кроме этого (уникальный случай в истории войны!), Окрестин и его боевые товарищи были награждены нагрудными знаками «Почетный железнодорожник» и форменными железнодорожными фуражками!

За 6 дней Витебско–Оршанской операции 74–й гвардейский полк выполнил 337 боевых вылетов и нанес врагу огромный урон. Победа доставалась дорогой ценой: на родной аэродром не вернулось 6 экипажей — погибли 6 летчиков и 6 воздушных стрелков. В счастливой эскадрилье Окрестина потерь не было.

Фото автора и из архива.

© http://www.sb.by/