Взрыв электростанции

3 марта 1943 года меня забрали в тюрьму, в пересыльный пункт, чтобы вывезти в Германию. Моя фамилия была написана поверх чьей-то вычеркнутой фамилии. Пришли 3 местных полицая. Маму спросили: «Где твоя дочь?». А мне: «Собирайся». А через день выпустили. До сих пор не знаю, кто из подполья достал для меня справку, что я якобы ходила на занятия в школу. Кто-то помог тогда, кто — не знаю.

Потом и саму Мотю хотели угнать в Германию, но то же выручили.

Самой крупной диверсией явился взрыв электростанции. Мину я с братом Алексеем привезли на саночках с дровами через переезд, через три немецких поста к себе домой, где она лежала, закопанная в земле, в сарае с дровами и углем.

Я не боялась, что нас убьют, а боялась пыток. Особенно после того, как мы видели, как увядает мама: красивая, когда-то молодая еще женщина.Она так и не оправилась после застенков и откашливалась кровью Кровь была и в моче.

Электростанцию взорвали 14 марта 1943 года, через три дня после отправки военнопленных в отряд. Одновременно взорвали электростанцию, поворотный круг и центральный стрелочный пункт. В этой операции участвовали (организовывали) Роберт Юрьевич Сосновский и Иван Иванович Рекстин. И я и брат должны были дежурить на улице, когда происходили встречи подпольщиков с партизанами.

На утро депо осталось без энергии. Поворотный круг взорван. Лошадь замкнута, кухня не работает. Ни дров, ничего. Сарай замкнут. Пленные разбежались. Продукты не завезены. Немцы мечутся.

Немец Макс командовавший пленными, уходящими в отряд, после взрыва прибежал к нам с овчаркой, она все обыскала, но не нашла взрывчатки

А вечером пришли власовцы:

— А где ваши ребята? Они все повзрывали и в отряд убежали.

— А я откуда знаю (отвечает бабушка Ксения)! Может и вы через месяц в партизаны уйдете.

Об отряде и парашютистах

В самом отряде я была один раз. Ходила вместе с сестрой. Меня не оставили и велели больше не приводить (меня). Им и самим нечего было есть. Я там даже один раз стреляла по мишени. Находились партизаны в двух дня ходьбы от Лиды.

Мотя однажды пошла в партизанский отряд и ей нужно было переночевать. Было это в районе Януков или Докуков. Ее отвели к одной крестьянке, велели оставить на ночлег. Хозяйка оказалась веселая и приветливая. Она покормила Мотю и стала расспрашивать. Мотя сказала, что ее сбросили с парашютом. Хозяйка стала расспрашивать: какова жизнь на Большой земле и скоро ли придет Красная Армия. Не могла же Мотя сказать, что она из Лиды. А потом нужно было встретиться на базаре с одним человеком (нельзя было показывать на какой улице в каком доме она живет). И вдруг любопытная хозяйка узнала Мотю и стала ее расспрашивать, что с ней, где она живет. Хорошо, что не было поблизости полицаев и Мотя поспешила убраться с базара.

Весной (в марте-апреле) 1943 г. Меня хотели из отряда самолетом отправить на Большую землю. То ли самолет не смог сесть, то ли еще чего-то. Рассказывать нам боялись. Мотя приедет из отряда: «Не вышло…».

Однажды сбросили одного парашютиста и он у нас два дня прожил (не помню почему). Страшно было — мы здесь живем и все знают, сколько человек живет у кого. И тогда также было, но все обошлось.

Сбросили с парашютом еще одного парашютиста, но немцы его сразу арестовали и посадили в тюрьму. Наши ребята нашли ключи и пошли его выручать из камеры, вставили ключ и он сломался в замке. Они сразу убежали вместе с охраной из наших. Потом его еще раз пытались освободить и освободили, но как я не знаю. Я его через 50 лет встретила в железнодорожном клубе на встрече старых подпольщиков.

27 марта 1944 года к нам пришел Савченко Владимир Петрович. В немецкой форме. Он работал то ли в комендатуре, то ли еще где, но имел связь с партизанами. Дождался Моти и просить: «Мотя спаси меня, меня уже ищут». И жену с собой свою привел с ребеночком. Мы его переодели в гражданскую одежду, отвели к соседям пани Будкевич, у которых Мотя иногда скрывалась. А форму велел закопать, а не сжечь. А если бы нашли? Оттуда сначала его Мотя отвела в отряд, потом его жену с ребенком. Когда она в первый раз повела эту жену в отряд ребенка оставили на меня. А мне 16 лет, ребенок грудной и не было их больше недели. Ребенок кричал день и ночь, а хозяйка спрашивала: где мать? Я молчала. Хозяйка металась: за содержание без прописки грозили расстрелом…Потом нам жена Савченко еще мальчика 3–4 лет привела и тоже к пани Будкевич. И вот я уже с двумя детьми сидела…

После войны я видела Савченко (Блюдова) в Лиде. Знал он, где мы живем, но так и не зашел, не вспомнил о нас. Где эти дети? Чем дальше, тем больше становилась людей, связанных с подпольем. Все чаще стали провалы, в том числе и среди знакомых.

Однажды Мотя встречалась на базаре с одним связным и как только от него отошла, как его схватили немцы. Мама, которая тоже была на базаре и все видела, прибежала домой, побелела вся и говорит: «Все забрали Мотю. Сама видела, как арестовали человека, с которым Мотя разговаривала». Но на это раз все обошлось благополучно, Мотя пришла домой, тот человек под пытками ничего не выдал.

Арест Моти

На Первое мая 1944 г. Мотя была на празднике в отряде. Там зачитали приказ о ее представлении к правительственной награде. Мотя надеялась остаться в отряде, поскольку в городе было слишком опасно, арестовали нескольких ее близких знакомых подпольщиков (Острейко, Крыжановская и др.). Но и они вынесли пытки и никого не выдав, были повешены на базарной площади.

Но ей не разрешили остаться. И еще дали новое последнее нам задание. В лесу в 12–15 км от города стояли немецкие склады. Они охранялись власовцами. Надо было пойти к этим складам под видом того, что у нас потерялся теленок с коровой, познакомиться с власовцами и узнать у них, что в этих складах. Задание надо было выполнить к 20 мая, потому что скоро будет наступление Советской армии и важно узнать об этих складах. Но выполнить его уже не успела. Ей очень хотелось остаться, но ей стучали по столу кулаком и говорили, что наши придут и будет нужно отчитываться.

На этот раз предали. В город в 6–8 мая пришла связная из отряда «Балтиец» Лилька Акуленко к машинисту паровоза Михаилу Игнатову (тоже партизану). Машинист был взят прямо с паровоза (его задолго до этого один немецкий агент попросил отправить в партизаны, а тот ответил, что подумает), а жене его Паше удалось сбежать прямо из под домашнего ареста. Дети — мальчики 9 лет и 7 лет (Коля и Славка) играли во дворе. Во двор вышла связная Лилька: Ребята закричали: «Тетя Лиля у нас немцы…». В это время у хозяйки дома был немец в засаде. Он вышел на крыльцо, позвал связную и ее арестовал. И она стала ездить на машине или ходить по городу и показывать где живут партизаны и подпольщики. И почти всех кого она знала, арестовали и расстреляла немецкая разведка «Абвер». В том числе и мою сестру Мотю Наказных.

Мотю арестовали 10 мая 1944 года. Она ночевала не у нас дома, а по соседству за два дома у пани Будкевич. Где точно, я не знала. Она не говорила. Мы с мамой слышали, что немецкая машина доехала до мостика недалеко от нашего дома, остановилась и мотор притих. Они мимо нашего дома прошли и пошли туда, сразу знали. Если бы она была дома, то могла бы уйти, перелезши через чердак. То есть они сразу знали, где она ночевала: или Козловская выдала, или следили за ней целый день.

Они забрали ее из соседнего дома. Минут через 10 привели ее к нам, мама открыла. Осветил меня:

— Это кто?

— Сестра.

— Работает она?

— Она еще маленькая.

И я в свою очередь поджала ноги, чтобы казаться меньше. Уже схваченная, Мотя знала, что ее ожидает, но до последнего момента думала о нас. Хоть чем-то хотела помочь, оградить от опасности.

На прощанье сказала: «Ну, мама, я пошла». Это были ее последние слова.

У нас оставили засаду из двух человек до 15 мая. Утром и вечером охрана менялась, а нас не выпускали из дома. Наоборот, к нам войти можно было свободно. Соседка утром пришла попросить спичек, и просидела до вечера пока не приехал «старший» немец. Они ждали, что кто-нибудь приедет из отряда. Соседи наши очень напугались и боялись, что сожгут улицу, ушли из домов. Мы тоже перепугались, особенно в первую ночь, оцепенели, не могли говорить и почернели от переживаний.

Все, кто у нас сидел в засаде, разговаривали по-русски. Один был явно наш, спрашивал: «Зачем вы против немцев воюете? Вот я москвич, живу на Таганке, дом такой-то, квартира такая-то». Зачем он мне это говорил?

Когда после 1-го мая 1944 г., она вернулась из отряда, то принесла какой-тот пакет, положила его под шкаф и сказала: «Если что, уничтожить в первую очередь». После ареста сестры я целый день крутилась, думая как его достать. Но испугалась. На следующий день после ареста они пришли, сразу кочергой полезли под шкаф, достали пакет и унесли с собой. Видимо или Мотя не выдержала пыток или Лилька Акуленко помогла.

Когда Мотя сидела в тюрьме эта Лилька была подсажена к ней в камеру, чтобы побольше выведать. Она не зная, что та предательница, рассказала о праздновании Первого мая в отряде, о песнях, которые тогда пели. А потом об этих фактах рассказывали ей на допросах. Это нам рассказала женщина сидевшая с Мотей в камере. Мотя ей показывала, как она была избита, вся спина и низ живота были черные.

Через несколько дней засаду с нашего домика сняли. После этого я пошла работать в немецкие оранжереи, где месяц и проработала, чтобы не угнали в Германию, да и есть то чего-то нужно было. Таскала ведрами воду и рассаду огуречную поливала.

Тогда я еще не знала, кто всех выдал и встретив в городе эту Лильку Акуленко (я ее знала , она несколько раз к на приходила) вместе с мужчиной в немецкой форме не знала что же делать. Я иду и думаю: «Сказать, не сказать о нашем горе». И промолчала. И она промолчала. Я несколько раз на нее оглядывалась и она с абверовцем тоже оглядывались. Если бы я тогда заговорила с ней, меня бы арестовали прямо по дороге.

А нас знакомый подпольщик Макуцевича был таким же образом арестован Лилькой Акуленко с абверовцем прямо на улице. Этот абверовец показал браунинг и приказал идти вперед, указывая направление и привел в тюрьму. А потом Макуцевич сбежал из-под расстрела. Вот так мне повезло, почему она меня не выдала — не знаю.

Всех арестованных свезли в военный городок, который находился на окраине леса. Я ходила к одному из своих знакомых подпольщиков (Жук), чтобы он передал в отряд, где они находятся, что бы попробовали их освободить, но так никто и не пытался. Потом узнала, что собрали они за нее очень много денег, пробовали договориться, но так и не вышло.

Тогда в мае 1944 года «Абвергруппой-307» были арестованы 16 человек лидского подполья.

Наши войска освободили г. Лида 8 июля 1944 года, а Минск 3-го июля 1994 года. Последний раз немцы произвели массовый расстрел перед своим отступлением из Лиды — 3 июля 1944 года. В тот день было расстреляно 70 чел. партизан и подпольщиков. В числе расстрелянных была моя сестра Мотя.

Выдала всех этих 70 человек Лилька, которая сумела избежать ответственности. Она уехала с немцами, осталась в Польше, устроилась в воинскую часть и в конце концов вышла замуж за генерала. На суде, случившемся после войны в 1954 году в Гродно, на основе свидетельский показаний 2-х уцелевших от расстрела, неарестованных подпольщиков, родственников ее посадили на 25 лет. Однако как говорят, вскоре амнистировали.